Уважаемый отец Александр! Вот уже более года регулярно бываю на вашем сайте и не перестаю мысленно благодарить вас и отца Владислава за удивительно глубокие и ясные ответы и разъяснения. Понимаю, насколько трудно вам справляться с таким объёмом работы и заранее прошу прощения ещё и за мой вопрос. У меня 3 августа умерла бабушка - мой самый близкий и любимый человек. Любимая настолько, что я постаралась как можно быстрее выйти замуж и родить ребёнка, чтобы она успела застать это (конечно же, не за первого встречного, но всё-таки...). Умирала она долго, слава Богу, моя мама ухаживала за ней. Я же так и не сумела приехать проститься из-за сложностей с визой (мы живём пока в Германии). Непрерывно несколько ночей подряд читала псалтырь по её смерти, друзья в России заказали сорокоусты, я всё время молилась и дочку свою умоляла тоже. А потом что-то случилось, где-то через 2 недели я больше не могла ничего чувствовать, всё окаменело, наступила страшная душевная усталость и пустота, переросшая вскоре в отвращение к молитве, к службе (я певчая в нашем приходе Св. Преподобномучениц Елизаветы и Варвары Вупперталя-Дортмунда). Я знаю, ЧТО значат для моей бабулечки эти 40 дней, но молиться НЕ МОГУ, всё кажется ложью, фарсом, иконы - безжизненными досками, ушла Вера... Наверное, впрочем, не совсем, если мучаюсь тем, что не облегчаю ей участь по собственному омертвлению. В церковь больше не хожу, но прошу подавать за неё на проскомидию. Отец Александр, я всё думаю - участь усопшего решается на сороковой день и остаётся уже НЕИЗМЕННОЙ по самый Страшный суд? что могут тогда молитвы и панихиды за усопшего по истечении 40-ка дней? В октябре еду в Россию, хочу заказать несколько поминовений в монастырях, но боюсь, что будет уже слишком поздно? Я не знала в своей жизни более светлого человека, чем моя бабушка, она и веру во мне посеяла, но сама в церковь не ходила и священников сторонилась - сказалась пропаганда 30-х годов. Правда, незадолго до смерти соборовалась и причастилась, но нет у меня упования на милосердие Божие, просто пожирают страшные мысли о вечных муках для НЕЁ, давшей нам столько любви, что её запаса хватит, кажется, до конца жизни! Вдруг пришли мысли и о детях старше семи лет, умерших без причастия - неужели и их тоже в гиену огненную?? Простите за сумбурное и несвязное изложение, но ужас вечности, страх за бабулю, неспособность вымаливать её давят и душат. Отец Александр, вы помогли мне очень, когда я пришла в церковь, помогали поддерживать душевное и духовное равновесие, но я, видимо, не могу вместить очевидного... И СЕЙЧАС ОЧЕНЬ НУЖДАЮСЬ В ВАШЕМ НАСТАВЛЕНИИ. Помяните, пожалуйста, новопреставленную Зинаиду!


О….

Бог вас благословит, О…!

Действительно, печально бывает думать о том, что уходит, и даже уже почти ушло, поколение наших бабушек, которые, как вы пишете, часто были настоящим светом в нашей жизни. Я бы даже рискнул сказать, что на многих из них был отсвет тех, теперь почти былинных времен, когда сохранялись еще незыблемые христианские основы семьи, любви, долга, искреннего служения ближнему.

Но все-таки я должен вам сказать, что нельзя жить только бабушкой. Ведь из ваших слов следует, что даже и замуж вы поспешили выйти ради нее. Но на самом деле выйти замуж ради любимой бабушки абсолютно невозможно. Замужество - это такая вещь, которую можно предпринять только для себя самой. Буквально так: если это вам не нужно, значит, и никому не нужно. Как может бабушка радоваться несчастью, на которое обрекает себя любимая внучка, выходя замуж против своей воли? Ведь желание её сердца, если она вас действительно любила, могло быть только одно: чтобы вы были счастливы.

Если бы ваша бабушка услышала слова о том, что она была для вас самым близким и любимым человеком, то они должны бы были её ужаснуть. Ведь по существу они означают, что у вас нет ни своей любви, ни своей жизни. Самыми близкими людьми в вашей жизни должны бы быть ваш муж и ваша дочка. Если это не так, то здесь кроется действительно серьезная проблема. Даже сама память о бабушке должна бы звать нас к чему-то светлому, желанию подражать ей, и жить такой же светлой жизнью, как она, - т.е. любить своих ближних и быть для них светом и утешением.

Светлая память о бабушке и вера могли бы вас удержать и от тех совершенно не соответствующих вашей жизни «подвигов», которые вы взяли на себя после её смерти. Подумайте сами, могут ли принести ей радость те бремена тяжелые и неудобоносимые (Матф.23:4), которые вы попытались наложить не только на себя, но даже и на свою дочку? Бабушке совсем не нужны ваши мучения. Богу наших мучений тоже не нужно. Что же тогда стоит за вашим душевным смятением, и метаниями из крайности в крайность? Вы сами отвечаете на этот вопрос: «ужас вечности, страх за бабулю, неспособность вымаливать её давят и душат». Т.е. мучает нас наше неверие и страсти. Благодать же Божия, наоборот, приносит в сердце мир и утешение.

Мысль о несовершенстве своей молитвы, действительно, могла бы приносить в душу некоторую печаль по Богу. Но печаль эта, как говорит апостол Павел, лишь производит неизменное покаяние ко спасению. Душит и давит печаль мирская, которая по слову Апостола, производит смерть (2Кор.7:10).

Трудно придумать чего-то более ложного, чем стремление отмолить бабушку. С одной стороны эта мысль предполагает, что бабушка находится в аду. Иначе, зачем её отмаливать? Но вы сами пишете, что бабушка была светлым человеком, и притом соборовалась и причастилась перед смертью. Подобная мысль может родиться только из нашего неверия: неверующий человек подсознательно убежден, что кроме ада ничего нет после смерти. С другой стороны, мысль отмолить бабушку – это поистине чудовищная гордыня, ибо она подразумевает, что я могу это сделать. Но на самом деле она свидетельствует лишь о том, что мы не знаем, о чем говорим. Например, прп. Силуан Афонский пишет, что молиться за людей – это проливать кровь. Даже если бы предположить, что вы имеете некоторое представление о такой молитве, вы все равно так молиться бы не смогли. Ведь для этого вам нужно было бы оставить свой крест, - свою семью и ребенка. Верующий человек этого сделать не может. По слову апостола Павла, если кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного (1Тим.5:8). Вы же не только попытались взять на себя столь непосильный подвиг, но и заставить присоединиться к нему дочку. Очень хорошо, что вы его быстро оставили, ибо ни к чему благому такие вещи не приводят. Но с другой стороны, когда мы беремся за что-то сверхмерное, а потом бросаем всякий труд совсем, то свидетельствуем этим о том, что поступаем по своим страстям, и отнюдь не по вере. Об этом же говорит и тот факт, что оставили вы не только молитву о бабушке, но и всякую молитву в храме и дома вообще.

Верующий человек уповает на Бога. Неверие же подменяет упование на Бога попытками углубляться в малопостижимые для человека вещи. Но на самом деле все рассуждения о том, решается ли участь человека окончательно на сороковой день, и что могут молитвы и панихиды после сорокового дня, и не попадут ли в гиену дети старше семи лет, умершие без причастия, - ничего нашей душе не дают, и ничем не помогают.

То, что с нами происходит – плод того, чем живет наше сердце. Поэтому и мучаемся мы лишь из-за своего маловерия и заблуждений. Но ничто не может помешать нам обратиться к теплой надежде на милосердие Божие, которую благовествует нам Евангелие. Тогда из своей любви и веры вы сможете поминать бабушку, и всех своих усопших, как в домашней молитве, так и в Церкви. Такая память, основанная на вере, принесет большую пользу и им, и вам.

Да поможет вам Господь найти этот путь, и избавит вашу душу от малодушия и от бури (Пс.54:9).