Здравствуйте, Светлана Константиновна!
Я уже писал вам, что не знаю православных игровых клубов. Более того, на самом деле я даже не знаю, что это такое. Как можно смешать Церковь, и игровые клубы? Православной может быть только вера и Церковь. Человека тоже можно назвать православным, но лишь в том смысле, что он имеет православную веру. Если он при этом, например, работает лётчиком, то его можно назвать «православным летчиком», но подразумевается под этим только то, что человек исповедует православную веру, и одновременно имеет самую обычную, не имеющую никаких религиозных определений, специальность летчика. Вера в Бога, конечно, самым существенным образом влияет на отношение человека к своей работе, но прямой характеристикой его деятельности она быть не может. То же самое относится и к компьютерному клубу. Клуб может выполнять только общественно-политические, культурные, или развлекательные функции, и к такой деятельности определение «православная» приложить невозможно.
Иногда, впрочем, существуют попытки называть ту или иную светскую деятельность православной. Однако они вступают в противоречие с традицией Церкви, да и просто со здравым смыслом. Что мы можем иметь в виду, если, например, попытаемся деятельность политической партии назвать «православной»? Если партия, вместо экономики и политики, начинает рассуждать о православии, то это может говорить в лучшем случае лишь о том, что она не знает, о что делает. Ибо православие не связывает себя ни с какой конкретной общественно-политической системой. Здесь можно вспомнить пример с лётчиком. Самолётом может управлять лишь пилот, имеющий летную квалификацию. Если же человек на лётчика не учился, то за штурвал ему лучше не садиться, пусть он и называет себя православным.
Вера, соединённая с политикой, становится идеологией. Идеология всегда искажает нормальную жизнь и человека, и общества, а если приходит к власти, то порождает тоталитарные системы. В 20 веке отпавшая от христианства Европа дала два примера таких идеологических систем – коммунистическую, и фашизм. Правда, уже задолго до этого западная церковь стала пытаться смешивать христианскую веру с политикой. Её отделение от ортодоксальной (именно это слово переведено на русский как «православной»), т. е. традиционной Церкви, основанной на изначальной христианской традиции и канонических правилах, открыло возможность действовать политическими и военными методами. С инакомыслием боролась инквизиция, а крестоносцы через военную силу пытались устанавливать новый мировой порядок. Но привело это далеко не к торжеству веры. Это и не удивительно, ведь за подобной деятельностью никак не может стоять Христос, Который отверг дьявольское искушение - владеть политической властью над всеми царствами мира (Лук.4:5-8). За попытками политических завоеваний стоит уже совсем другой хозяин. Поэтому, когда уже современные европейцы пытались создать хартию объединенной Европы, то упоминания о христианстве там не оказалось вообще.
Православная же Церковь стремится к т. н. симфонии - гармоничному сотрудничеству Церкви и государства. Однако и она нередко страдала от попыток смешать государственную деятельность с духовной. Так, в истории Российской Церкви был целый т.н. синодальный период, когда в результате реформ Петра I Церковь стала как бы частью государства. Патриаршество было упразднено, и Церковь управлялась Священным Синодом, который возглавлял государственный чиновник - обер-прокурор. Хотя таких крайних проявлений, как инквизиция или крестовые походы, в православной Церкви не было, результаты этого смешения тоже оказались плачевны, и кончились тем же - отпадением от веры. Это неминуемо происходит при таких смешениях, ибо за ними, как уже говорилось, христианская вера стоять не может. Поэтому относить определение «православный» к общественно-политическому процессу, и смешать его с христианской верой никак нельзя.
То же самое можно сказать и по отношению к светской культуре и искусству. Вера, безусловно, лежит в основании мировоззрения человека, и имеет определяющее влияние на его творчество. Но если она прямо смешивается с творческим процессом, то тоже становится лишь родом «православной идеологии». Нередко человек, например, не умея писать стихи, пытается компенсировать это «православием» их идеологического содержания. Но на самом деле не только «православным», но и вообще никаким произведением искусства такие стихи не станут.
Попытки присвоить художественной литературе религиозные характеристики говорят, как правило, всего лишь о деградации – причем одновременно и веры, и литературы. До самого последнего времени ни песни, ни пляски, ни романы, никто не пытался назвать «православными». Нормального человека это могло бы только рассмешить. Никогда не говорили, например: православная комедия «Горе от ума». Пушкин, хлопая себя по ляжкам, не восклицал: ай да Пушкин! Ай да православный сукин сын! – а Достоевский не пытался назвать свой роман «Православный идиот».
Классическую русскую литературу, так же как и культуру вообще, иногда условно называют православной, имея в виду ту мысль, что вера оказала на неё определяющее духовное влияние. Это действительно так, но светская литература всё же осталась светской. Она никак не может быть непосредственным выразителем христианского учения. Тем более что из русской литературы нельзя выкинуть и тех писателей, которые православными вообще не были, или были отлучены от Церкви.
Прямой характеристикой литературного труда определение «православный» может стать только в том случае, если он посвящен именно проблемам веры. Т.е. определение «православное» по существу мы можем отнести только к области богословия. Светскую же культуру назвать православной в принципе невозможно. Вот что пишет, например, один из авторитетнейших православных богословов Владимир Николаевич Лосский в 1-ой главе «Очерка мистического богословия Православной Церкви»: «Она (Церковь) не ограничена сферой определенной культуры... Православие никогда не противопоставляло национальным культурам такой культуры, которую можно было бы назвать специфически православной». Т.е. создание своей «православной» субкультуры никогда не входило в задачу Церкви. Светская культура может быть национальной, но не православной. Определение «православный» можно отнести лишь к народу, подразумевая его веру. Поэтому говорить можно не о православной культуре, а только о культуре православных народов, - например, Греции, Молдавии, России, Грузии, или всей Европы определённого периода (пока, до разделения церквей, она оставалась православной). Культуры эти бесконечно разнообразны и сложны, и просто говорить относительно них «православная» – значит, говорить неизвестно о чем. Можно сказать, например, «греческая культура», - но если мы скажем «греческая православная культура», то это будет означать, что речь идет собственно о духовной культуре греческой Церкви, - её богослужении, иконописи, или, например, духовной литературе.
Светское искусство, особенно литература, которые возникли на Западе в т.н. эпоху возрождения, в каком-то смысле являлись альтернативой Церкви, и пытались заполнить тот духовный вакуум, который возник вследствие удаления от веры большой части общества. Писатели становились на место учителей и пророков, искали ответы на «вечные» вопросы, не подозревая, что в Церкви, от которой они отошли, ответы эти давно существуют. Но Церковь представлялась им всего лишь сотрудницей, или соперницей, властей в деле управления невежественным народом. Одной из главных причин такого отношения к Церкви было как раз её непосредственная вовлеченность в общественно-политическую жизнь. Поэтому многие писатели становились врагами Церкви, изобретали свои религии, или просто продолжали поставлять некий суррогат «духовности» потерявшему веру читателю.
Некоторых из писателей, однако, особенно в России, поиски истины снова приводили в Церковь (например, Гоголя или Достоевского). Настоящие произведения искусства, действительно, могут вести человека к Богу. В них мы можем созерцать неисповедимые пути Божественного промысла в человеческой судьбе (ибо От лица Твоего судьба моя изыдет - Пс.16:2), или Божественную премудрость в красоте сотворенного мира (Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы - Рим.1:20). Именно созерцание премирной гармонии, мудрости, и высшего суда в перипетиях человеческой жизни, собственно, и является предметом искусства. Но искусство при этом остаётся именно искусством, и религией не становится. Оно может быть доступно всякому человеку, в том числе и неверующему. Прямая же попытка проповедовать Христа методами светского искусства, как уже говорилось, противоречит и внутреннему смыслу самого искусства, и духовной традиции Церкви. Ни романы, ни картины, ни песни от Церкви исходить не могут, и не могут быть ни духовными, ни православными. В этом случае романы превратились бы в святоотеческую литературу, картины в иконы, а концерт – в богослужение. Но лучше светское искусство оставить просто искусством, не приклеивая к нему ярлыка православности, и не смешивая с богослужением.
Если никакая мирская деятельность, ни в общественно-политической области, ни в области культуры, ни в какой-нибудь иной, не может быть названа православной, то из этого прямо следует, что она не может быть организована от лица Церкви. В полной мере относится это и к созданию «православных» компьютерных клубов. Подобные попытки противоречили бы принципиальному пониманию самого смысла существования Церкви: ибо она основана Христом не для какой-либо внешней деятельности, а лишь для одной цели – спасения души. Отклонение от этой цели делает её непонятной организацией – то ли сектой, то ли политической партией, то ли клубом по интересам, – но никак не православной Церковью. Свидетельствуют об этом и множество внутренних противоречий, которые возникают при создании Церковью своих организаций в миру.
Например, если мы делаем что-либо от лица Церкви, то этим претендуем на абсолютную правильность своего предприятия. Ибо Церковь свята, и от неё не может исходить ничего ложного. Очевидно, что никакая светская деятельность в этот критерий святости и истины вписаться не сможет. На самом деле учения и традиции Церкви относительно политической, хозяйственной, или культурной деятельности просто не существует. Нет учения Церкви о том, какова правильная форма государственного управления, как писать романы, петь песни со сцены, или организовывать игровые компьютерные клубы. Поэтому, пытаясь организовать нечто подобное, мы только прикрываемся именем Церкви, на самом деле совсем не опираясь ни на её учение, ни на традицию.
Особенно это очевидно, если говорить о служении священника. Пока оно остаётся именно священническим служением то само каноническое устройство и традиция Церкви делают его плодотворным, и хранят самого священника от зла. Например, не смотря на духовную высоту сана, служение в Церкви подразумевает смирение перед людьми - ибо трудно поставить себя выше тех, кому служишь. Конечно, гордость всегда может найти лазейку, но само положение диктует иное. Священник всего лишь служитель, а спасение людей - это слава Божия. Люди могут гордиться своими успехами, а священнику остается разве что радоваться за них. Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии - говорит о своём служении апостол Павел, - ... мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне (Кор.4:10,13).
Совсем другая картина возникает в том случае, если мы хотим от лица Церкви что-то организовывать во внешнем мире. В мирской деятельности, наоборот, надо выдерживать конкуренцию, и быть лучше других. Вступая в неё, по этим законам начинает жить и сама Церковь. Более того, здесь мы превосходим обычную мирскую гордость, ибо хотим создать что-то принципиально лучшее, чем в миру. Ведь не можем же мы от лица Церкви создавать плохенькую больницу, убогий компьютерный клуб, или, например, организовать фестиваль православной поэзии из никудышных стихов. Организаторы же должны быть людьми самыми уважаемыми. Понимать себя за сор мира, попираемый всеми, им очень трудно: в миру этого просто не поймут.
Если для того, чтобы осуществлять своё прямое служение, например, молиться, или принимать исповедь, деньги особо не нужны, а слава только мешает, то для того, чтобы что-то организовать во внешнем мире, нужны и престиж и деньги, и влияние. Трудно представляться спонсорам как сор мира, не пускать в ход своё мужское обаяние, не пользоваться своими связями, не завидовать тем, кто удачливее эти деньги достает, и проч. Стоит за такой деятельностью и глубокое осуждение обычных людей. Почему мы хотим создавать свои, школы, больницы, компьютерные клубы, и проч.? – потому что в миру всё это погрязло во зле. Церковь как бы теряет стремление спасать мир, и вместо этого осуждает и отвергает его.
При этом деятельность по приобретению чего-то своего в мире, как правило, перемещает на себя основной смысл жизни, - ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет (Лук.12:34). Если бы речь шла о простом сребролюбии или привязанности к материальным ценностям, то это было бы еще полбеды. Но смысл организаций при Церкви состоит, как правило, в попытке создать нечто, чего не может создать и сам Господь. Речь идет о том, чтобы создать в падшем мире нечто идеальное, как пример для всех, - по существу, как бы островки утерянного человеком Рая. Очевидно, что это совершенно фантастическая мысль. Но тогда что мы хотим создавать? Везде в этом мире действуют одни и те же законы, те же деньги, гордость, зависть, и остальные страсти стоят во главе угла. Не могут быть исключением и организации, создаваемые от лица Церкви. Как сказал один из замечательных подвижников современного православия, о. Серафим (Роуз), все организации в мире (имея в виду даже административную организацию самой Церкви) примут антихриста. Это и не удивительно - ведь все они существуют по законам этого мира, зависимы от него, имеют ту же структуру, и преследуют те же внешние цели. Противопоставлена законам падшего мира только собственно Церковь, в самом глубоком и истинном понимании этого слова, Т.е. Церковь, как тело Христово, в котором мы соединены с Христом.
Создание своей особой околоцерковной жизни как правило обосновывается неотмирностью Церкви, и стремлением устроить свою особую христианскую жизнь. Однако неотмирность Церкви выражается совсем не в создании околоцерковных организаций, в которых, как уже говорилось выше, царствуют те же самые внутренние законы, что и в остальном мире. Неотмирность веры - в последовании Христу. Царство Мое не от мира сего, - говорит Он (Иоан.18:36). И в другом месте: Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир (Иоан.15:19). Но речь здесь идет не о внешнем отделении от мира, а о вере. Церковь же всегда жила в обществе, признавая реально существующее в нем общественное устройство. С первых веков христианства верующие люди трудились, служили на разных должностях, в том числе и у языческих императоров. В их армиях они нередко являлись лучшими воинами и военачальниками. Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла (т. е. от греха), - говорит Христос (Иоан.17:15). Поэтому неотмирность Церкви состоит не в том, чтобы создавать свои организации, противопоставленные мирским. Её неотмирность – в жизни по заповедям Божиим. Именно это является чем-то совершенно чуждым и непостижимым для мира, который живет по своим внутренним законам.
Однако отвергнуться себя и нести свой крест (Матф.16:24) в падшем мире, - это путь узкий и врата тесные. Немногие находят их (Матф.7:14), и по естественной человеческой слабости предпочитают искать более широкие и понятные земному человеку пути, на которых следовать заповедям было бы просто и приятно. Конечно, удобнее всего это было бы делать в православном государстве, когда вера и благочестие пользуются уважением, и даже помогают устроить свою жизнь и карьеру. Многовековой опыт существования Церкви в условиях государственного христианства привел к тому, что возможность жизни в христианской традиции многие современные люди видят только в соответствующих общественно-политических условиях. Но поскольку сегодня ситуация совершенно другая, то возникает стремление создать такие условия хотя бы вокруг отдельно взятого храма, или монастыря. Однако реально сделать это невозможно, да и втянуть в такую околоцерковную жизнь можно лишь очень немногих, - всю Россию таким путём не воцерковить. Поэтому такая деятельность всегда будет оставаться на уровне маргинальной секты. Традиция же Церкви заключается совсем в другом. Даже в условиях самых страшных гонений христиане всегда жили в государстве, и не сбивались на сектантское противопоставление себя обществу. Путь этот хотя и непростой, а иногда даже и мученический, но очень плодотворный. В истории Церкви именно он приводил к вере целые народы. Например, если к вере придет хозяин интернет-клуба, о котором вы говорили, - то будет соответственно изменять деятельность клуба. Тогда не понадобиться создавать такой клуб от лица Церкви, - что не только сопряжено с огромными усилиями, но и бессмысленно по существу. Только воцерковляя людей мы можем надеяться на то, что Россия снова станет православной, - именно в нормальном смысле этого слова, подразумевающего, что православие, это не игровые клубы, и вообще не мирские организации при Церкви, а вера народа.
|
