Здравствуйте, Денис.
Ваш вопрос содержит некоторый переход понятий. Сначала вы говорите об отношении авторов к ложной вере, а далее - к людям, которые ту или иную веру исповедуют. Но вера и люди - это две совершенно разные вещи. Если в отношении вероучения, действительно, в Церкви существует полная определённость - Церковь считает своё учение истинным, и придает этому основополагающее значение, - то в отношении людей нам заповедана только любовь, и критика ложного учения не означает плохого отношения к людям, исповедующим его.
Духовный мир, несмотря на то, что он невидим, всё-таки реален, и может пониматься правильно или ложно. Так же как построить любое сооружение в этом мире можно только основываясь на правильном понимании физических законов, а, например, лечить людей только исходя из правильного представления о человеческом организме, - так и построить свою духовную жизнь можно только исходя из правильного понимания духовного мира, т. е. основываясь на правильном понимании веры.
Однако о вере нет смысла спорить. Она подразумевает искреннее стремление человека к истине. Судьёй же нашему сердцу может быть только Бог.
Отпавший от Бога человек чаще всего не понимает своей ограниченности, и пытается сделать невозможное: усилиями собственного разума создать общую картину мира. Но довести строительство этой Вавилонской башни до неба никак невозможно. Господь смешивает в гордых умах языки и понятия, и уже не одно тысячелетие строители имеют лишь бесконечные философские и религиозные споры, причем каждый говорит свое, не понимая, о чем говорит другой.
Понимать друг друга люди могут только тогда, когда живут в общей традиции и культуре, и говорят на одном языке. Например, когда мы говорим о спасении и вечной погибели, то имеем в виду именно христианское, и даже, можно сказать, именно православное понимание этих слов. В разных языковых, религиозных, и философских традициях им может придаваться совершенно разный смысл. Поэтому для мусульманина, иудея, буддиста, и даже, возможно, для католика, о которых вы говорите, совершенно неинтересно спасение, которое открыто нам в православной Церкви. Оно ему совсем не нужно, и он даже не знает, что это такое. В понятие «спасение», если оно вообще присутствует в его религии, он вкладывает свой смысл, и ищет какую-нибудь нирвану, реинкарнацию, или, например, мировое господство. Попробуйте представить себе, что может думать человек, который едет на лошади, запряженной в телегу, и читает инструкцию об управлении паровозом. Она может представиться ему не только агрессией, как вы пишете, но просто бессмысленной книгой ужасов, рекомендующей кормить лошадь углем, потом разжигать его, пока из ноздрей не пойдет пар, и проч. Но инструкция написана совсем не для того, чтобы столь жестоко обращаться с лошадью. С лошадью совместить эту инструкцию никак невозможно. Если человек ездит на телеге, то надо кормить лошадь овсом. Железнодорожная же инструкция приобретет для него смысл только в том случае, если он решит пересесть на паровоз.
Нам, христианам, вера в Христа, действительно, открывает путь на небо. Нам понятны слова: Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет (Мар.16:16). Они обращены к нам, и нам о своей вере по-другому сказать никак нельзя. Невозможно сказать: будешь ли ты верить, или нет, крестишься или нет - всё равно спасешься. Тогда о чем и проповедуется? Также и Святые Отцы говорили, например, о невозможности спастись вне Церкви, или о трудности спасения, обращаясь всегда именно к тем, кому проповедовалась вера. Проповедь всегда обращена к тому, кто её слушает. Её ни в коем случае нельзя понимать как философский трактат о том, кто вообще спасется, а кто нет. Трактаты эти, как уже говорилось выше, смысла не имеют. Христианская же проповедь не говорит об осуждении людей, которые ничего о Христе не знали. Она обращена к тем, кто её слышит, и осуждает неверие лишь в тех людях, которые знали о Христе, имели свидетельства в Священном Писании, видели своими глазами, и слышали своими ушами. В этом смысле Христос сам говорит о Себе: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева (Матф.15:24). Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; - говорит Он в другом месте, - а теперь не имеют извинения во грехе своем.... Если бы Я не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха; а теперь и видели, и возненавидели и Меня и Отца Моего (Ин. 15: 22,24). То же самое Он говорит и о проповеди Апостолов: Кто будет веровать, и крестится, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Эти слова никак нельзя приложить к тем, кто никогда не слышал о Христе.
Если человек воспринимает проповедь именно как проповедь, обращенную к нему, то ему открывается путь спасения. Если же он воспринимает проповедь как социологическое исследование о том, кто спасётся, а кто нет, или, например, как политическую компанию против других вер, то это означает лишь то, что проповедь прошла мимо его сердца.
Иногда, впрочем, соблазну судить, кто спасётся, а кто нет, поддаются и верующие люди. Поэтому само по себе выраженное в вашем вопросе беспокойство имеет определенные основания. Однако относительно упомянутых вами авторов сказать ничего невозможно, потому что вы не приводите каких-то конкретных цитат и мыслей из их произведений. Можно допустить, например, что нечто из написанного о. Андреем (Кураевым), действительно, заходит в область общих рассуждений о философии или политике. Однако надо сказать, что вера у него, всё-таки, как правило, стоит во главе угла. Я, к сожалению, не могу сказать, что прочитал все книги о. Андрея, но всё-таки думаю, что в них нет огульного понимания не православных людей как ущербных, однозначно обреченных на вечные муки, и пр.
Так же я не знаю, что вы имеете в виду под агрессивностью Д.А. Авдеева. Относительно же мыслей архимандрита Лазаря о спасении лишь крещеных людей мне приходилось встречать в Церкви достаточно авторитетную критику. Она основана на том непреложном факте, что судить других людей мы не можем. Как уже говорилось выше, судить людей может только Бог. Однако надо сказать, что рассуждает архимандрит Лазарь отнюдь не о политике, и не о манипулировании людьми. В идее спасения своей души от греха и погибели на самом деле агрессии существовать не может. «Агрессию» можно заметить, если уж говорить в этой терминологии, только тогда, когда он говорит о покаянии в своих грехах. Но в этом случае она направлена на себя, т. е. обличает нас, православных христиан. Именно обличению наших грехов посвящены такие книги архим. Лазаря, как «Грех и покаяние последних времен», или «О тайных недугах души». Или вот что пишет он, например, в книге «Ангелу Лаодикийской Церкви», (М.1998, стр. 35,32.): «Таким образом, мы видим, как мельчает водоем христианской веры… Уже не слышно почти – ни среди мирян, ни среди монахов, ни среди иереев и архиереев – бесед о борьбе со страстями, о внутреннем делании, даже о внешнем благочестии, а всё только слышно о стройках, рукоположениях, о постригах, о праздничных торжествах, об организации каких-то общественных мероприятий, о машинах, о деньгах, о поездках и путешествиях, о визитах и приемах…». На самом деле это и есть православие: нам заповедана забота именно о своих грехах, а не о чужих. Я думаю, что если бы вы именно с этой точки зрения посмотрели на то, что пишет о. Лазарь, то получили бы от его книг большую пользу, а «агрессию», возможно, не заметили бы совсем.
Говорить о духовности или бездуховности Западного мира тоже можно только тогда, когда мы будем одинаково понимать слово «духовность». В «правильных», как вы пишете, книгах, скорее всего, имеется в виду именно традиционное христианское понимание духовности. В этом понимании духовность - это не доброта, не высокий уровень жизни, не воспитанность, не высшее образование, не демократия и законность, и даже не гуманитарные бомбардировки. Словом, это совсем не дама из «Ревизора», приятная во всех отношениях. Духовность - это реальное знание о духовном мире, основанное на вере. Относительно вышеупомянутых дам, например, мы вполне можем предположить, что, не смотря на всю свою приятность, знанием этим они совсем не обладали. (Может быть, поэтому так легко и обманулись относительно Хлестакова).
В христианской традиции духовный человек совсем не отождествляется с душевным, и даже противопоставлен ему (см., например, 1Кор.2:14,15). Т.е. сказать о бездуховности Западного мира с точки зрения христианства совсем не значит сказать, что там люди плохие, или не душевные. При полной бездуховности они могут быть не только приятными во всех отношениях, но даже верующими - только совсем не в том смысле, который вкладывается в понятие веры Православной Церковью. Можно, например, верить в гороскопы, в языческих богов, в либеральные гуманистические ценности, в коммунизм, в доброту человека, и пр. - однако, с православной точки зрения это духовностью не будет.
Понятно, что православное понимание веры на Западе встречается редко, и в этом смысле можно сказать о его бездуховности. Однако я вполне соглашусь с вами, что смысла подобные заявления имеют мало. На Западе это все равно не поймут, и только обидятся, да и у нас, как показывает, в том числе, и ваш вопрос, тоже поймут по-разному. Мы сами ушли от этой бездуховности совсем недалеко. Воцерковленных людей сегодня в России по самым оптимистическим подсчетам не более 3%. Сколько из них при этом имеют представление о правильной духовной жизни - знает только Бог.
Поэтому я вполне согласен с вашей мыслью о суетности споров по поводу сравнительной духовности в разных частях света. Лучше нам позаботиться о том, чтобы самим приобрести православную веру и духовность. Это значит, как говорил прп. Серафим Саровский - стяжать благодать Святого Духа. Это и есть, с точки зрения православия, истинная духовность, которая является целью христианской жизни.
|
