Область веры и проблемы нашей земной жизни нельзя смешивать. Такие вещи, как изменение места жительства, не могут повлиять на веру. От веры человека невозможно оторвать никак. Его можно посадить в концлагерь, запустить на луну, или убить, - но если человек действительно знает Христа, то это останется с ним вечно. Это то духовное сокровище, которое никто и ничто не может у нас отнять - ни ржавчина, ни моль, ни воры (Матф.6:20). Так же и Иоанн Богослов свидетельствует о тех, кто вышел из Церкви, что они не были наши: (т. е. не были христианами) ибо если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и через то открылось, что не все наши (1Иоан.2:19).
Но и отделить веру от жизни тоже невозможно. Если вера никак в нашей жизни не выражается, то это может свидетельствовать лишь о том, что её нет (Иак.2:26). Поэтому понятие о земной родине человека, хотя и нельзя смешать с понятием о небесном отечестве христиан, Царстве Божием, нельзя и совсем оторвать от веры. Более того, для христианина любовь к Родине является прямым следствием его веры.
Все заповеди Евангелия нам, христианам, предлагается выполнить по отношению именно к ближнему, и сама любовь к Богу не может быть отделена от любви к ближнему. Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь, - говорит Иисус, - вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Матф.22:37-39). Кто говорит: "я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит (1Иоан.4:20)? По-другому и не может быть: человек может говорить о реальной любви только к тем, кого он реально знает, и вместе с кем живет.
В притче о милосердном самарянине Господь говорит, что ближним для нас может стать всякий человек, который находится рядом, к какому бы народу он не принадлежал. Во Христе нет ни Еллина, ни Иудея (Кол.3:11). Это действительно так. Но если говорить о реальной жизни человека в традиционном обществе, то ближними в первую очередь для него всегда оказываются те, кто составляет его семью, и его народ. Поэтому и Апостол говорит: Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного (1Тим.5:8). Ближе всего к человеку его домашние, но их невозможно оторвать и от всех своих, - под этим словом можно подразумевать не только своё непосредственное окружение, но и свою малую Родину, о которой пишете и вы, и свой народ, и свою страну.
Когда рассуждают о любви как о страсти, то иногда говорят, что она вспыхнула мгновенно. Но если говорить о настоящей любви, то мы всегда видим, что для того, чтобы человек действительно стал нам родным и близким, нужны годы. Более того, для этого нужно общее понимание жизни, единая традиция и культура, - т. е. то, что складывается именно в народной жизни, и не за один год, а в течение столетий. Поэтому любовь к своей семье и своему народу всегда оказывается глубже и реальней, чем наши симпатии относительно посторонних людей. Если человек не любит свою семью, и свой народ, то это означает лишь то, что он не имеет любви как таковой. Ему может показаться, что он любит людей далёких и чужих, а то и всё человечество, но реальной, как уже говорилось, может быть только любовь к ближнему.
Однако любовь к ближнему очень многого требует от человека. Носите бремена друг друга, - говорит апостол Павел, - и таким образом исполните закон Христов (Гал.6:2). Она требует терпения недостатков близкого человека, и не испаряется от первого столкновения интересов. Если же человека мы по существу не знаем (и знать особенно не хотим), но при встрече он приветливо улыбается, то «любить» его легко. Правда, любовь эта также легко забывается, или просто кончается, если, например, этот человек сделает нам что-нибудь неприятное.
Бог есть любовь, - говорит Иоанн Богослов (1Иоан.4:8). Отпав от Бога, мы лишились любви, и теперь путь к ней для земного человека возможен только через покаяние, и последование заповедям Евангелия, - т. е., если хотите, через труд и подвиг. Но подвиг этот в современном мире уже не вызывает большого энтузиазма. Человек больше стремится к удобной и беспроблемной жизни, а обязательства по отношению к своей семье и своему народу его лишь отягощают. Стремление это в падшем человеческом роде жило всегда, но в традиционном обществе ему противопоставлялись понятия семьи, чести, долга, и служения своему народу. Лишь в последние несколько десятилетий в т. н. цивилизованном мире было как бы узаконено стремление к лёгкой жизни в своё удовольствие, и современная западная цивилизация по-видимому предлагает возможность эту мечту осуществить. Такая цивилизационная модель привлекает человека несравненно больше, чем понятия веры, родины, или долга.
Однако при всей своей внешней привлекательности путь этот на самом деле ведёт к тяжелой духовной деградации человека. Пропадают понятия не только о Родине. Та же участь постигает Церковь - в хартии объединяющейся Европы, например, нет даже упоминания о христианстве. Брак заменяется на разные, ни к чему в духовном смысле не обязывающие, формы сожительства. За всем этим стоит охлаждение любви. Может быть, именно о нашем времени Евангелие говорит, что по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Матф.24:12). В современном мире даже само слово «любовь» употребляется всё реже, и, как правило, лишь для обозначения грубых страстей.
Впрочем, своего состояния человек, как правило, не замечает, и навязать здесь ничего нельзя. Если ему удобно жить именно так, как он живёт, то он вполне может, например, своё приветливое отношение к окружающим квалифицировать как любовь. Так же он может считать, что верит в Бога (как он сам это понимает), любит ту подругу, с которой сейчас живёт, и даже родину, - скажем, болеет за её сборную на чемпионате мира по футболу. Мы же говорим здесь о том понимании любви, веры, и родины, которое открывает нам христианство.
В традиционном обществе любовь к своему народу, как правило, связывается с той землёй, на которой этот народ живет. Территориальные же перемены часто имеют болезненный, и даже трагический смысл. Происходит это тогда, когда народ теряет земли, на которых жил веками, и вместе с ними культурные памятники и святыни, т. е. как бы часть своей истории. Переживание об отделении тех или иных земель может быть связано с изменением самого внутреннего ощущения своей страны, потерей её полноты, а так же со страхами перед внешними и внутренними опасностями. Ведь отчуждают территории у народа, разумеется, совсем не с целью содействовать его процветанию и благоденствию. Может быть, особенное отношение к своей земле существует у нас в России. Как замечают историки, понятие о Русской Земле возникло даже прежде понятия о русском народе. «Везде Русская земля, и нигде Русский народ», говорит о литературных памятниках древней Руси В. О. Ключевский. Перемещение центра русской жизни из Киева на север, и образование Московского государства, еще больше направило её смысл на обустройство своей земли. Появляется новый образ князя. «Это князь-вотченик, наследственный оседлый землевладелец, сменивший своего южного предка, подвижного очередного соправителя русской земли», пишет тот же историк. Если Киевская Русь жила во многом торговлей и войной, то обустройство земли стало главной задачей великорусских князей. Это соответствовало и христианскому стремлению к простой жизни в естественной гармонии с окружающей природой. Мир познавался через созерцание творения Божия, и труд. Таким образом особое отношение к своей земле сформировано у нас многовековой историей, и находилось в гармонии с верой и образом жизни народа. Поэтому деревня, т. е. жизнь крестьянской общины, и до сих пор не оставляет равнодушным сердце русского человека. Реально она уже перестала существовать, но некий её отсвет, запах, «дым отечества», еще несколько десятилетий назад присутствовал в некоторых сохранившихся деревнях.
Я вырос в Дубне, международном ядерном центре, но самые дорогие воспоминания детства у меня сохранились от деревни под Угличем, куда меня привозили летом на каникулы. Я сейчас могу вспоминать это только как сказку – волшебную сказку русской деревенской жизни, с волнами засеянных полей, сенокосом, жатвой, родником под горой, грибными местами, речкой с кувшинками и омутами, царством домашних животных, пастухом, который играл на рожке, собирая стадо, и неописуемо вкусными блюдами, приготовленными в русской печке. Сейчас ничего этого нет. Я далёк от мысли идеализировать что-либо в этом мире. Он, как известно, лежит во зле, и зло это всегда присутствует на земле. Но я думаю, что, до своего разрушения, жизнь русской деревни, по существу, являлась вершиной всего, что даёт Господь человеку в этом мире. В лучшие времена это была даже не крестьянская, а христианская община. На самом деле ничего большего человеку просто не нужно. Большего требует уже не вера, и не стремление к благу, а страсти. Страсти всё время обманывают и гонят куда-то весь человеческий род. Современный человек уже не понимает смысла деревенской жизни. Мы привыкли к тому, что смысл истории составляют такие вещи, как перемены во властных структурах, военные завоевания, или научный прогресс.
Было бы глупо пытаться повернуть историю вспять. Два раза нельзя войти в одну и ту же реку, и сегодняшнее возрождение веры уже не приведёт нас к тому, что было раньше. Оно, очевидно, имеет другой смысл, и этот смысл надо искать в той реальной жизни, которая есть сейчас. Нельзя жить прошлым. Но отвергать смысл русской истории, и не переживать о том, что происходит на русской земле, для верующего человека тоже невозможно.
В современном мире меняются не только географические границы, но и представления о той внутренней общности, которая делает народ народом. Например, Соединенные Штаты образовались из людей, объединенных не столько национальными, территориальными, или религиозными признаками, сколько общим стремлением к свободе и экономическому успеху. Жизненные идеалы переместились из духовной области на землю. Поэтому они стали простыми и понятными. Новые жизненные ценности, которые обычно обозначаются словами «свобода» и «демократия», объединяют сегодня не только американцев, но и весь западный мир. Основанная на них общность интересов отодвигает на второй план традиционные понятия о своём народе и о вере. Собственно, это и называют процессом глобализации. За ним стоят очень конкретные политические и экономические интересы, ибо это сообщество людей, которое называют иногда цивилизованным миром, развитыми странами, или, например, «золотым миллиардом», играет особую роль в мировой экономике и политике.
Экономическое взаимодействие России с развитыми странами приводит к тому, что всё большее число русских людей работает в западной экономической системе. При этом многие из них живут за границей. Перед этими людьми стоит выбор – принять жизненные ценности «золотого миллиарда», или сохранить свою внутреннюю принадлежность к России.
Каждый решает для себя этот вопрос по-своему. Однако во многих случаях, даже живя за границей, русские люди продолжают любить Россию. В чем, однако, состоит эта любовь к Родине, и в чем может выражаться наше единство как народа? Внешние жизненные ценности у нас, как правило, полностью совпадают с западными – большинство россиян так же стремятся к деньгам, власти и удовольствиям. Однако кроме них существует и духовная жизнь, основанная на вере. Именно благодаря своей причастности к внутреннему, духовному смыслу русской жизни человек не забывает Россию, и не перестаёт ощущать себя как бы частью её судьбы.
Однако когда мы начинаем говорить о духовной жизни человека и вере, то сталкиваемся с вещами гораздо более глубокими, чем понятные каждому внешние идеалы цивилизованного мира. К вере человек может идти всю свою жизнь, и прийти рано поутру, или в третьем часу, или в шестом, или в одиннадцатом (Матф.20:1-7). Но когда бы он ни пришел к вере, сам путь часто уже означает его причастность к ней, и неприятие других путей, которые ставят во главу угла лишь земные блага. Поэтому формально описать принадлежность к России и к православной вере трудно. Нельзя сказать, например, что традиционно православные народы России сегодня обрели свою веру, но нельзя утверждать и обратное, - что они отвергли её, и вместе с остальным неверующим миром служат лишь золотому тельцу. Каждый человек идет своим путем так, как он может.
Здесь мы видим обратную связь веры и жизни. Не только вера подразумевает любовь к родине, но и сформированное всей русской историей мировоззрение человека, зовёт его к осознанию своей причастности внутреннему, духовному смыслу этой истории, и, в конечном счете, к вере. Как уже говорилось, нельзя смешивать принадлежность к русскому народу и православную веру. Но и разорвать связь между ними невозможно. Поэтому очень часто русские люди, сохраняя свою внутреннюю связь с Родиной, именно за границей приходят к Церкви. Можно даже сказать, что православная вера в условиях глобализации всё более становится признаком принадлежности к русскому народу, - именно в самом глубоком, духовном понимании смысла народной жизни. Причем нередко это относится и к людям других национальностей, живущих в России, или за её пределами. Понятие Родины в условиях глобализации становится несколько иным, о чем, возможно, и вы пишете в своём вопросе. Человек может долгое время жить за границей, или даже родиться там, и обрести в новой стране не только малую, но и большую Родину. Однако православная вера при этом может сделать его причастным именно русскому народу, и русской истории.
Эта принадлежность к своей родине - России существенно отличается от западных представлений именно тем, что имеет духовное содержание, которое не связано с политическими или экономическими проблемами. В современном мире оно стоит выше даже представлений о Русской земле, и приобретает удивительный смысл: православные люди нередко становятся для отпавшего от Церкви Запада как бы живыми семенами веры, посеянными между всеми народами земли. С точки зрения политики или экономики это содержание русской жизни понять трудно, и даже невозможно. Но с христианской точки зрения ничего странного в этом нет. Вы - свет мира, - сказал Господь тем, кто верит в Него, и составляет Его Церковь (Матф.5:14).
|
